Добро пожаловать в век воли к невежеству
Политолог и историк исследует, почему так много людей принимают «магическое мышление, которое вытесняет здравый смысл и опыт» в новой книге
Отрывок из книги «Невежество и блаженство: о нежелании не знать» Марка Лиллы, M.P.P '80, Ph.D. 1990, которая была опубликована в декабре издательством Farrar, Straus and Giroux.
Самая слабая из всех человеческих страстей — любовь к истине.
— А. Э. Хаусман
Жил-был человек, который жил в пещере. Он не знал, где живет, потому что его ноги были прикованы к земле, а голова была окутана устройством, которое проецировало виртуальную жизнь, не его собственную. Однажды неизвестная женщина вынула устройство и отперла цепи, и он впервые увидел, где на самом деле находится он и многие другие. Он был разбит вдребезги. Женщина утешала его, как могла, и сказала, что она здесь, чтобы забрать его. Когда он собирался уходить, мужчина заметил маленького мальчика, который сидел рядом с ним, его ноги также были связаны, его маленькая головка была невидима внутри гротескной машины. Из жалости он спросил женщину, может ли он взять мальчика с собой. Она согласилась, и они ушли.
Подъем из пещеры был трудным. Когда они вышли, мужчина и мальчик оказались в таком ярком свете, что поначалу они едва могли открыть глаза. Мало-помалу, по мере того как их зрение привыкало, они начали видеть смутные формы, освещенные солнцем. Эти формы, хоть и трудно поддающиеся описанию, в чем-то радовали. Женщина назвала их Идеями и объяснила, что они, и только они, «истинно существуют», а все остальное — иллюзия. Ни мужчина, ни мальчик не понимали, о чем она говорит, но и им это нравилось. Женщина уехала и не возвращалась несколько лет.
Когда она это сделала, она обратилась с просьбой. Теперь, когда человек был освобожден и жил счастливо в свете, захочет ли он вернуться в пещеру и вывести кого-то еще, как она сделала это для него? Он согласился и сказал, что возьмет мальчика с собой. Но на следующее утро, вспомнив о трудностях первого путешествия, он решил отправиться в путь один. Он мог бы сделать работу сам, так зачем заставлять мальчика страдать и лишать его времени на солнце? Он позвал мальчика и сообщил радостную новость: он останется.
Мальчик заплакал, сначала тихо, а потом всерьез. Мужчина был тронут его преданностью, но сказал ему, что он должен остаться в раю. Тогда мальчик упал на колени и схватил мужчину за плащ, умоляя: «Нет, нет, ты должен вернуть меня обратно! Я больше не могу здесь жить. Я ненавижу это. Мужчина был ошеломлен. Он спросил, что случилось, и мальчик начал изливать свои обиды между рыданиями:
Мне здесь всегда холодно. Свет яркий, но не выделяет тепла. Он открывает все моим глазам, но не согревает мое тело. Он настолько прочный, что все краски смываются; Идеи подобны выбеленным скелетам, как смерть. Я скучаю по теням, по ночному небу, по звездам, даже если они были иллюзиями.
Я не могу спать. Вернувшись в пещеру, я иногда видел по ночам сны о вещах, которых никогда не видел, представляя себя в незнакомых местах делающим неожиданные вещи. Теперь я больше не мечтаю. Я слишком много знаю. Я знаю, что есть, и что ничто другое никогда не может быть реальным. Разве это не ужасно? Как вы можете это выдержать?
Мне все время грустно. И я скучаю по своим товарищам по играм, даже если они были всего лишь пикселями на экране. Здесь никто не играет, не притворяется и даже не рассказывает анекдоты. В чем был бы смысл? Ты меня не любишь, я тебя не люблю: мы знаем слишком много даже для этого. Я хочу домой.
Точно так же, как мы можем развить любовь к истине, которая будоражит нас внутри, мы можем развить ненависть к истине, которая наполняет нас страстным чувством цели.
Аристотель учил, что все люди хотят знать. Наш собственный опыт учит нас, что все люди также хотят не знать, иногда очень сильно. Так было всегда, но бывают определенные исторические периоды — мы живем в один из них, — когда отрицание очевидных истин как бы берет верх, как будто какая-то психологическая бацилла распространяется неведомыми способами, противоядие вдруг оказывается бессильным. Загипнотизированные толпы следуют за нелепыми пророками, иррациональные слухи провоцируют фанатичные поступки, а магическое мышление вытесняет здравый смысл и опыт.
Всегда можно найти непосредственные причины таких всплесков сопротивления истине, будь то исторические события или социальные перемены, или новые интеллектуальные и религиозные течения, обещающие отдых от реальности. Однако источник лежит глубже, в нас самих и в самом мире, который не обращает внимания на наши желания.
Мир — непокорное место, и в нем есть вещи, которые мы предпочли бы не признавать. Некоторые из них представляют собой неудобную правду о нас самих; Их труднее всего принять. Другие — это истины о внешней реальности, которые, будучи раскрытыми, крадут у нас убеждения и чувства, которые каким-то образом сделали нашу жизнь лучше, легче — по крайней мере, мы так думаем. Переживание разочарования столь же болезненно, сколь и обычно, и неудивительно, что стих из забытого английского стихотворения стал общеупотребительным: «Невежество — это блаженство».
Мы все можем придумать причины, по которым мы и другие избегаем знания определенных вещей, и многие из этих причин совершенно рациональны. Гимнастке, непосредственно перед тем, как взобраться на столб, было бы неразумно сверяться с актуарной таблицей для тех, кто занимается ее работой; Молодой поэт должен упустить возможность спросить постарше, что она думает о его стихах. Даже вопрос «Любишь ли ты меня?» не должен слетать с нас, а скорее пройти через несколько контрольных точек, прежде чем быть произнесенным. Если бы мы знали, что каждый человек думает о нас в каждый момент времени (представьте себе маленький светодиодный экран, встроенный в каждый лоб, передающий каждую мысль), мы не только чувствовали бы себя парализованными перед ними; Нам также будет трудно обрести какое-либо независимое ощущение себя, свободное от мнений других. Даже самопознание, начало мудрости, зависит от сопротивления хотя бы этому виду знаний о мире.
Таким образом, в отдельных случаях у каждого из нас есть инструментальные причины для того, чтобы избегать правды, всей правды и ничего, кроме правды. Наша жизнь, однако, не состоит из цепочки дискретных, не связанных между собой моментов, в которых мы решаем искать знания об одном, а затем решаем не искать его о другом. Жизнь — это не работа на конвейере, где нам поручено сортировать впечатления по той или иной коробке — хочешь знать, не хочу знать — пока они пыхтят по конвейерной ленте. У всех нас есть базовая предрасположенность к знанию, к тому, как мы ведем себя в мире по мере того, как на нашем пути появляются переживания. Некоторым людям просто естественно любопытно, как все стало так, как есть; Им нравятся головоломки, им нравится что-то искать, им нравится узнавать, почему. Другие равнодушны к обучению и не видят особой пользы в том, чтобы задавать вопросы, которые кажутся ненужными для того, чтобы просто продолжать. Кроме того, есть люди, которые по какой-то причине развили в себе особую антипатию к поиску знаний, чьи внутренние двери плотно заперты против всего, что может поставить под сомнение то, что, по их мнению, они уже знают. Мы все встречали людей с такими базовыми установками. Большинство из нас также впадают в настроения, когда они проявляются в нас самих, как бы нехарактерно они ни проявлялись.
Знание – это эмоциональный опыт. Дело не только в том, что органы чувств посылают сообщения в мозг, срабатывают синапсы, формируются предположения и проверяется их логика. Желание знать — это именно желание. И всякий раз, когда наши желания удовлетворяются или препятствуют, наши чувства вступают в действие. Даже в мелочах мы что-то чувствуем по отношению к тому, что узнаем. Скажем, например, у меня сломался тостер, который нужно починить. Я смотрю инструкцию, смотрю видео, задаю вопросы, возюсь, и если повезет, я узнаю, как заставить ее работать снова. Я чувствую удовлетворение, и вдвойне. Я не только снова могу пользоваться машиной, но и подтверждаю свое ощущение себя человеком, который может искать знания, находить их и использовать их. Тосты и самоудовлетворение: неплохой способ начать день.
Но есть и противоположная предрасположенность: желание не знать, воля к невежеству.
Сократ утверждал, что неисследованная жизнь не стоит того, чтобы жить для человека, из чего не следует, что беспощадно исследуемая жизнь достойна.
Именно Ницше придумал этот термин, и его описание нахождения в его тисках незабываемо. В противоположность стремлению к знанию, писал он, следует:
противоположное стремление, внезапно вспыхнувшее решение в пользу незнания, сознательного исключения, закрытия своих окон, внутреннего "нет" тому или иному, отказа от приближения вещей, своего рода состояние защиты от многого, что можно знать, удовлетворение темнотой, ограничивающим горизонтом, "да и аминь" незнанию".
Ницше был гиперболизированным мыслителем и писателем, но в данном случае он ничего не преувеличивал. Есть люди, чья склонность к поиску знаний может становиться слабее или сильнее в зависимости от их настроения или обстоятельств. А есть и те, чья основная психологическая позиция, так сказать, состоит в том, чтобы сопротивляться новому знанию. Точно так же, как мы можем развить любовь к истине, которая будоражит нас внутри, мы можем развить ненависть к истине, которая наполняет нас страстным чувством цели. Если это кажется вам чуждым понятием, подумайте над этим отрывком из «Размышлений» Паскаля и спросите себя, не отражает ли он чувство, которое возникло в вас в какой-то момент, или это отношение, которое вы наблюдали у других:
Самость хочет быть великой, а видит себя маленькой; хочет быть счастливой, а видит себя несчастной; хочет быть совершенной, а видит себя полной недостатков; хочет быть предметом любви и почитания людей, а видит, что ее недостатки заслуживают лишь их неприязни и презрения. Это смущение, в котором она находится, порождает в ней самую неправедную и преступную страсть, какую только можно себе представить, ибо она зарождает смертельную ненависть к этой истине, назидая ее и убеждая в ее недостатках. Он хочет уничтожить эту истину, но, не имея возможности уничтожить ее в самой ее сущности, он уничтожает ее, насколько это возможно, в своем собственном знании и в знании других.
Живя в тени современного Просвещения, мы привыкли слышать, как любопытство превозносят за материальные блага, которые оно приносит, и за вклад, который оно вносит в то, что мы сегодня считаем нашим самым ценным достоянием: внутреннюю свободу. Возможно, именно по этой причине мы менее привыкли наблюдать и размышлять о любопытстве как о чисто психологическом побуждении, заряженном необузданными страстями. Конечно, существует давняя традиция мышления, которая косо смотрит на человеческую страсть к знанию и ставит под сомнение его ценность для жизни. Можно привести причины для желания знать; Также могут быть приведены причины для ограничения этого желания.
Но помимо этого столкновения причин существует также столкновение неразумных эмоций, где желание защитить и даже культивировать свое невежество выступает в качестве мощного противника против желания избежать его. Как только человек научится распознавать это столкновение воли, он начнет видеть, какую важную роль оно играет в нашей индивидуальной и коллективной жизни, и особенно в том, как мы думаем об этой жизни. Как выразился Джордж Элиот: «Общепринятым утверждением является утверждение, что знание есть сила, но кто должным образом рассмотрел или изложил силу невежества?
По моему опыту, глубочайшее объяснение воли к невежеству можно найти в произведениях Воображения — древних мифах, религиозных писаниях, эпической поэзии, пьесах и современных романах. Это, вероятно, не должно вызывать удивления: без способности сопротивляться тому, что находится прямо перед нашими глазами, в человеческой жизни не было бы ни драмы, ни движения. История о человеке, который обнаруживает, что правда была скрыта от него кем-то другим, не раскрывает ничего особенно интересного о том, что значит быть человеком (за исключением того, что некоторые люди лгут). История о человеке, который скрыл правду от себя, сразу же становится произведением, сложным, как любые часы, с бесчисленными шестеренками и пружинами, которые трудятся прямо под поверхностью обманчиво вялого лица.
Разоблачая уловки воли к невежеству, литература подвергает нас воздействию самих себя, что вполне достаточно для достижения ее целей. Чего нам не хватает — или, по крайней мере, того, чего мне не хватало для моих собственных целей — так это непоэтического размышления о воле к невежеству и его полиморфной роли в человеческом существовании. Почему мы существа, которые хотят знать и не знать? Как возможно, чтобы оба желания овладевали умом? Какую функцию играет сопротивление знанию в формировании наших эмоций, самопонимания и понимания окружающего мира? Как это повлияло на нашу общую жизнь, на наши религии и на наши культуры? И что это значит для того, как мы должны жить? Сократ утверждал, что неисследованная жизнь не стоит того, чтобы жить для человека, из чего не следует, что беспощадно исследуемая жизнь достойна. К чему это нас приведет? Вот некоторые из вопросов, которые я предлагаю исследовать.
На протяжении всего повествования будет уместно вернуться к истории, с которой я начал, к пародии на платоновскую «Аллегорию пещеры». Маленький мальчик знает, что такое знание, и именно поэтому он хочет сбежать. Он есть сознательная воля к невежеству. Я представляю его впервые выходящим из пещеры озадаченным и немного напуганным, но, как и все молодые люди, заинтригованным новым местом для исследования. Я представляю, как он смотрит на идеи и иногда наслаждается чувством понимания. И все же он срывается. Мир, каков он есть на самом деле, не приветствует его; Он угнетающе вырисовывается. Цена такой жизни слишком высока. Он хочет бежать и забыть то, что уже знает. Он хочет другой жизни, отличной от той, которая была ему навязана. Платон говорил об эросе интеллекта; Молодой человек находится во власти Танатоса интеллекта. Если мы не понимаем и того, и другого, мы не понимаем и самих себя.
Мы хотим знать, мы хотим не знать. Мы принимаем истину, мы сопротивляемся правде. Туда-сюда мозг мечется, играя в бадминтон сам с собой. Но это не похоже на игру. Кажется, что на карту поставлена наша жизнь.